(Из вильсоновой трагедии «The city of the plague»)
(Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.)
Молодой человек
Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
10Тому два дня, наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированьи
Забыли Джаксона. Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака – но он ушел уже
В холодные, подземные жилища...
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба,
Но много нас еще живых, и нам
20 Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.
Председатель
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньи
Мы выпьем в честь его.
Молодой человек
Да будет так!
(Все пьют молча.)
Председатель
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
30 Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.
Мери
(поет)
Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь Божия полна,
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.
.
40 Ныне церковь опустела,
Школа глухо заперта,
Нива праздно перезрела,
Роща темная пуста
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит –
Тихо всё – одно кладбище
Не пустеет, не молчит –
.
Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
50 Боязливо Бога просят
Упокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой.
.
Если ранняя могила
Суждена моей весне –
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, –
60Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей,
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.
.
И потом оставь селенье,
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах,
70А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах.
Председатель
Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние Чума такая ж, видно,
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
80И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне,
Унылой и приятной, – нет – ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук.
Мери
О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей моих!
Они свою любили слушать Мери;
90Самой себе я, кажется, внимаю
Поющей у родимого порога –
Мой голос слаще был в то время; он
Был голосом невинности.
Луиза
Не в моде
Теперь такие песни. Но всё ж есть
Еще простые души: рады таять
От женских слез и слепо верят им.
Она уверена, что взор слезливый
Ее неотразим – а если б то же
О смехе думала своем, то верно
100Всё б улыбалась. Вальсингам хвалил
Крикливых северных красавиц: вот
Она и расстоналась. Ненавижу
Волос шотландских этих желтину.
Председатель
Послушайте: я слышу стук колес!
(Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.)
Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то – нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой.
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.
Мери
110 Сестра моей печали и позора,
Приляг на грудь мою.
Луиза
(приходя в чувство)
Ужасный демон
Приснился мне: весь черный, белоглазый...
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали мертвые – и лепетали
Ужасную, неведомую речь...
Скажите мне: во сне ли это было?
Проехала ль телега?
Молодой человек
Ну, Луиза,
Развеселись – хоть улица вся наша
Безмолвное убежище от смерти,
120Приют пиров ничем не возмутимых,
Но знаешь, эта черная телега
Имеет право всюду разъезжать –
Мы пропускать ее должны. Послушай
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров
И следствий женских обмороков, спой
Нам песню, вольную, живую песню,
Не грустию шотландской вдохновенну,
А буйную, вакхическую песнь,
Рожденную за чашею кипящей.
Председатель
130 Такой не знаю – но спою вам гимн
Я в честь Чумы – я написал его
Прошедшей ночью, как расстались мы.
Мне странная нашла охота к рифмам
Впервые в жизни. Слушайте ж меня,
Охриплый голос мой приличен песне.
Многие
Гимн в честь Чумы! послушаем его!
Гимн в честь Чумы! прекрасно! bravo, bravo!
Председатель
(поет)
Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведет сама
140 На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов,
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.
.
Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама,
И льстится жатвою богатой,
И к нам в окошко днем и в ночь
Стучит могильною лопатой.
Что делать нам? и чем помочь?
.
150 Как от проказницы Зимы,
Запремся так же от Чумы,
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.
.
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане
Средь грозных волн и бурной тьмы,
160 И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
.
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
.
Итак – хвала тебе, Чума!
Нам не страшна могилы тьма,
170Нас не смутит твое призванье,
Бокалы пеним дружно мы
И Девы-Розы пьем дыханье.
Быть может – полное Чумы!
(Входит старый священник.)
Священник
Безбожный пир, безбожные безумцы!
Вы пиршеством и песнями разврата
Ругаетесь над мрачной тишиной,
Повсюду смертию распространенной!
Средь ужаса плачевных похорон,
Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,
180 А ваши ненавистные восторги
Смущают тишину гробов – и землю
Над мертвыми телами потрясают.
Когда бы стариков и жен моленья
Не освятили общей, смертной ямы,
Подумать мог бы я, что нынче бесы
Погибший дух безбожника терзают
И в тьму кромешную тащат со смехом.
Несколько голосов
Он мастерски об аде говорит.
Ступай, старик! ступай своей дорогой!
Священник
190 Я заклинаю вас святою кровью
Спасителя, распятого за нас:
Прервите пир чудовищный, когда
Желаете вы встретить в небесах
Утраченных возлюбленные души.
Ступайте по своим домам.
Председатель
Дома
У нас печальны – юность любит радость.
Священник
Ты ль это, Вальсингам? Ты ль самый тот,
Кто три тому недели на коленах
Труп матери, рыдая, обнимал
200 И с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной.
Председатель
Зачем приходишь ты
Меня тревожить? Не могу, не должен
Я за тобой идти. Я здесь удержан
210Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю,
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня Господь)
Погибшего – но милого созданья...
Тень матери не вызовет меня
Отселе – поздно – слышу голос твой,
220Меня зовущий, – признаю усилья
Меня спасти... Старик, иди же с миром,
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!
Многие
Bravo, bravo! достойный председатель!
Вот проповедь тебе! пошел! пошел!
Священник
Матильды чистый дух тебя зовет!
Председатель
(встает)
Клянись же мне, с поднятой к небесам
Увядшей, бледною рукой, – оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей ее бессмертных
230Скрыть это зрелище! Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным
И знала рай в объятиях моих...
Где я? Святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнет уже...
Женский голос
Он сумасшедший –
Он бредит о жене похороненной.
Священник
Пойдем, пойдем...
Председатель
Отец мой, ради Бога,
Оставь меня.
Священник
Спаси тебя Господь;
Прости, мой сын.
(Уходит.)
(Пир продолжается. Председатель остается погружен в глубокую задумчивость.)