I. «Клянусь четой и нечетой…»

Автограф в тетр. ПД 835 (л. 13) — беловой с правкой, без отсылки к примечанию, под текстом фигурная скобка — знак концовки. Расположен под беловым с поправками автографом стихотворения «К морю». Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 6 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 885–886 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 1824 г., предположительно 26 сентября — 10 октября по положению в тетради. Верхняя граница определяется датировкой «подражания» III, созданного, по всей видимости, первым (см. ниже). Нижняя граница устанавливается по времени работы над стихотворением «К морю». На л. 11 об. дата: “5  сентяр 1824” — не ранее этого времени беловой автограф, озаглавленный «Морю», был записан на л. 12 об. – 13. После того как под ним было набело записано стихотворение «Клянусь четой и нечетой…», занявшее все свободное пространство листа, на правом поле в два этапа, светлыми и темными чернилами, была продолжена работа над стихотворением «К морю». Светлыми чернилами вписана дополнительная строфа, темными записаны в несколько измененном и неполном виде два первых стиха, которыми начинался на л. 18 черновик строф о Наполеоне и Байроне, предназначенных для вставки в то же стихотворение. Этот черновик был создан между 26 сентября и 2 октября (см. примеч. к стихотворению «К морю», АПСС. Т. 3. кн. 1. с. 507), а 8 или 10 октября Пушкин отправил стихотворение, в которое уже были включены строфы о Байроне, в письме к Вяземскому. Не позднее этого времени и были сделаны относящиеся к работе над стихотворением «К морю» записи на правом поле л. 13. Соответственно, не позднее чем 10 октября 1824 г. стихотворение «Клянусь четой и нечетой…» уже было записано в нижней половине л. 13.

II. «О жены чистые пророка…»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 18 об. — черновой набросок переложения нескольких строк Корана, позднее использованных в примечании 3 к данному «подражанию». Записан в процессе работы над «подражанием» III («Смутясь, нахмурился пророк…»). Источником наброска (и соответственно примечания 3) послужил тот же 53-й стих 33-й суры Корана, который был переложен во второй строфе «подражания» II (см. ниже). На этом основании можно считать набросок предположительно относящимся к работе над «подражанием» II, черновой автограф которого неизвестен. Возможно, набросок должен был завершать стихотворение, но уже на этапе создания белового автографа (см. ниже) Пушкин отказался от этой мысли, а позднее использовал те же строки Корана в примечании 3. Напечатано: Акад. Т. 2. С. 886 (как черновой набросок продолжения «подражания» II; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 26 сентября — 2 октября 1824  г. по положению в тетради: на л. 17 — дата «26  сент 1824» под беловым автографом «Разговора книгопродавца с Поэтом»; на л. 20 — дата «2  окт 1824» под черновым автографом XLI строфы третьей главы «Евгения Онегина».

2) Тетр. ПД 835, л. 9 — беловой, с одной поправкой; отсылка к примечанию отсутствует; вписан на остававшейся свободной нижней части листа под черновым автографом письма к А. И. Казначееву (написано между 9 и 14 июня 1824 г.; в Акад. датировано началом июня (после 2-го) 1824 г. — см. т. 13, с. 95;  уточнение датировки см.: Проскурин 2010. С. 207—208), вслед за наброском «Как узник, Байроном воспетый…». На левом поле рядом со стихотворением — рисунок: ноги в восточных шароварах. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 5 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 886 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф предположительно датируется концом сентября (не ранее 26-го) — октябрем 1824 г. Верхняя граница устанавливается исходя из того, что «подражание» III, созданное, по всей видимости, первым, датируется 26 сентября — 2 октября 1824  г. (см. ниже). Нижняя граница определяется, на основании предположения, что запись белового автографа «подражания» II должна быть близка по времени к появлению белового автографа «подражания» I, также записанного на свободной части листа (см. выше). Нельзя, однако, исключить, что автограф на л. 9 мог появиться и позднее — вплоть до конца мая 1825 г., когда Пушкин досылал в Петербург стихотворения, вошедшие в Ст 1826 («Подражания Корану» заключали это издание).

III. «Смутясь, нахмурился пророк…»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 18 об. — черновой. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 7 (указание на автограф); Напечатано: Акад. Т. 2. С. 886–888 (публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 26 сентября — 2 октября 1824  г. по положению в тетради, на том же основании, что и записанный на одном с ним листе черновой набросок переложения нескольких строк Корана, позднее использованных в примечании 3 (см. выше).

2) Тетр. ПД 833, л. 29 об.—30 — беловой с правкой, без отсылки к примечанию, с росчерком в конце, под первоначальным заглавием: «Подражание Корану Из гл Слепый в 42 ст» (первая часть заглавия — «Подражание Корану» — отчеркнута фигурной скобкой). После того как на л. 30 об. был записан беловой автограф стихотворения «С тобою древле, о Всесильный…» (см. ниже), озаглавленный «Подр 2.», заглавие «Подражание Корану» было исправлено на «Подражания Корану», а между фигурной скобкой и подзаголовком вписан порядковый номер «1». Таким образом, первая часть заглавия («Подражания Корану») оказалась отнесена к нескольким стихотворениям. Напечатано: Якушкин 1884. № 5. С. 343 (окончательный вариант заглавия, поправка в ст. 8); Акад. Т. 2. С. 888–889 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 3.

Автограф предположительно датируется концом сентября — началом  октября 1824  г. по времени работы над черновым автографом в тетради ПД  835 (см. выше).

IV. «С тобою древле, о Всесильный…»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 20 — первоначальный черновой ст. 1–8 и его авторская сводка с последующей доработкой стихотворения; расположен под черновым автографом XLI строфы третьей главы «Евгения Онегина». Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 8 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 889–890 (публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 2–10 октября 1824 г. по положению в тетради: на л. 20 – дата «2  окт 1824» под черновым автографом XLI строфы третьей главы «Евгения Онегина»; вверху л. 27 об. - дата «1824 [10] [8] 10 окт», отмечающая окончание работы над черновым автографом поэмы «Цыганы» (подробнее об этой дате см. примеч. к стихотворению «К морю», наст. т., с. 507).

2) Тетр. ПД 833, л. 30 об. — беловой с поправками, под заглавием «Подр 2.»; между ст. 10 и 11 – строфическое деление; под текстом – знак концовки в виде фигурной скобки. Напечатано: Якушкин 1884. № 5. С. 343 (заглавие и три первых слова); Акад. Т. 2. С. 890–891 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 3.

Автограф датируется предположительно первой половиной октября (не ранее 2-го) 1824 г. по времени работы над автографами стихотворения в тетради ПД 835 .

V. «Земля недвижна; неба своды…»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 22 — черновой, с иной, нежели в печатном тексте, последовательностью двух первых строф, а также стихов во второй (по окончательному счету) строфе. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 8 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 891–892 (публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 2–10 октября 1824 г. по положению в тетради: на л. 20 – дата «2  окт 1824» под черновым автографом XLI строфы третьей главы «Евгения Онегина»; вверху л. 27  об. - дата «1824 [10] [8] 10 окт», отмечающая окончание работы над черновым автографом поэмы «Цыганы».

2) Тетр. ПД 833, л. 33 — беловой с поправками, под заглавием «3  подр Кор»; отсылка к примечанию отсутствует; под текстом – знак концовки в виде фигурной скобки. Напечатано: Якушкин 1884. № 5. С. 344 (заглавие и два первых слова); Акад. Т. 2. С. 892 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 3.

Автограф датируется предположительно первой половиной октября (не ранее 2-го) 1824 г. по времени работы над черновым автографом.

VI. «Недаром вы приснились мне...»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 19 — черновой, ст. 1–6. Напечатано: Якушкин 1884. №  7. С. 7 (ст. 1–2); Акад. Т. 2. С. 892 (полностью, публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 26 сентября — 2 октября 1824  г., по положению в тетради: на л. 17 – дата «26  сент 1824» под беловым автографом «Разговора книгопродавца с Поэтом», на л. 20 – дата «2  окт 1824» под черновым автографом XLI строфы третьей главы «Евгения Онегина».

2) Тетр. ПД 835, л. 36–35 об. — черновой, ст. 9—20. Ст. 9—16 вписаны   в остававшейся свободной нижней части л. 36 под черновиком письма к Н. В. Всеволожскому от конца октября 1824 г. (датировка письма определяется по положению в тетради). Работа над стихотворением продолжена на л. 35  об.: ст. 17—20 вписаны на правом поле в верхней части листа, заполненного к этому времени черновиками стихотворений «Презрев и голос укоризны…» и «Сабуров, ты оклеветал…» Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 14, 16 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 893 (публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется временем не ранее 31 октября 1824 г., когда оборот л. 36 уже был заполнен (здесь записаны стихотворения «Как жениться задумал царский арап…» и, ниже, черновик письма к В. А. Жуковскому от 31 октября). Нижняя граница датировки определяется так же, как и для белового автографа стихотворения — 29 ноября 1824 г. 

3) Тетр. ПД 835, л. 37 об. — беловой, с правкой. На левом поле – рисунок: фигура мусульманина с кривой саблей в поднятой руке. Выше рисунка на том же поле листа рядом с текстом «подражания» VI был вписан автограф «подражания» VII. Еще позже на том же поле была вписана и обведена с трех сторон вставка четырех стихов в «подражание» VI, не вошедшая, однако, в печатный текст. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 16 (описание, вставка между ст. 12 и 13, без указания на связь с «Подражаниями Корану», не полностью); КН. Т. 1. С. 366 (вставка между ст. 12 и 13 в виде отдельного наброска, с уточнениями; публ. М. А. Цявловского; как отдельный набросок вставка между ст. 12 и 13 печаталась и в других авторитетных изданиях 1930-х  гг.); Акад. Т. 2. С. 893 (в виде вариантов, без вставки между ст. 12 и 13; публ. Н. В. Измайлова), 473 (вставка между ст. 12 и 13 как самостоятельное четверостишие среди «»). В изданиях, подготовленных Б. В. Томашевским, четверостишие печаталось в примечании к «подражанию»  VI как вставка после ст. 12, см., например: Акад. в 10  т. (2) Т. 2. С. 422–423, то же Акад. в 10 т. (4). Т. 2. С. 373-374; см. также: Томашевский 1961. С. 37. В настоящем издании вставка вводится в отдел «Другие редакции и варианты». Место вставки – между ст. 12 и 13 – определяется по расположению на листе и содержанию. Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 31 октября – 29 ноября 1824 г. по положению в тетради: на л. 36 – черновик письма к В. А. Жуковскому от 31 октября; на л. 40—40 об. – черновик письма к П. А. Вяземскому от 29 ноября.

VII. «Восстань, боязливый…»

Автограф в тетр. ПД 835 (л. 37 об.) — беловой, переходящий в черновой; вписан на левом поле листа рядом с беловым автографом «подражания» VI. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 6 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 894 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется 1824 г., предположительно 31 октября – 29 ноября по времени создания белового автографа «подражания» VI. Расположение на л. 37 об. тетради ПД 835, а также близость почерка и чернил позволяют считать, что оба автографа, вероятнее всего, создавались в одно и то же время.

VIII. «Торгуя совестью пред бледной нищетою…»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 38 об. — черновой, под текстом – знак концовки. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 6 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 894–895 (публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

2) Тетр. ПД 835, л. 38 об. — беловой, с правкой, под вписанным позднее заглавием «Милостыня», со знаком концовки в виде фигурной скобки под текстом; записан сразу под черновым автографом. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 17 (описание, заглавие); Акад. Т. 2. С. 895 (в виде вариантов; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Оба автографа датируются 31 октября – 29 ноября 1824 г. по положению в тетради: на л. 36 – черновик письма к В. А. Жуковскому от 31 октября; на л. 40—40 об. – черновик письма к П. А. Вяземскому от 29 ноября.

IX. «И путник усталый на Бога роптал…»

Автографы:

1) Тетр. ПД 835, л. 11 об. — первоначальный черновой набросок («В пустыне древле человека…»), вписан в перевернутом положении тетради на остававшемся свободным левом поле листа, занятого черновиками «Евгения Онегина». Напечатано: Измайлов 1937. С. 5 (в виде редакторской сводки). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Набросок появился в тетради не ранее 5 сентября 1824 г. (эта дата записана  в середине л. 11 об., несомненно, раньше наброска). Определение нижней границы датировки проблематично. Наиболее вероятное время его создания – октябрь 1824 г., т. к. в конце октября этого года на л. 34 тетради ПД 835 появился еще один набросок, по-видимому, продолжающий развитие сюжета, начатого на л. 11 (см. ниже).

2) Тетр. ПД 835, л. 34 — первоначальный набросок, предположительно относящийся к «подражанию» IX («       >сон изнеможенья…»; вероятно, он служил продолжением наброска на л. 11 об.). Напечатано: АН 1900–29. Т. 3. Примеч. С. 485 (как самостоятельный набросок; в виде транскрипции; публ. П. О. Морозова); Акад. Т. 2. С. 896 (как первоначальный набросок «подражания» IX; публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Набросок датируется концом октября 1824  г. по положению в тетради: на л. 27 об. – дата «1824 [10] [8] 10 октября», отмечающая  окончание работы над черновым автографом поэмы «Цыганы»; на л. 36 об.—37 – черновик письма к В. А. Жуковскому от 31 октября.

3) Тетр. ПД 835, л. 39—39 об. — основной черновой автограф. Напечатано: Якушкин 1884. № 7. С. 17 (указание на автограф); Акад. Т. 2. С. 897–903 (публ. Н. В. Измайлова). Факсимильное воспроизведение: Раб. тетр. Т. 4.

Автограф датируется второй половиной ноября (не позднее  29-го) по положению в тетради: на л. 36 об.—37 – черновик письма к В. А. Жуковскому от 31 октября; на л. 40—40 об. – черновик письма к П. А. Вяземскому от 29 ноября.

Печатается по Ст 1829.

Впервые: Ст 1826. С. 173–192, как особый отдел книги, с посвящением: «(Посвящено П. А. Осиповой)» и датой «1824» в оглавлении у каждого из стихотворений цикла. «Подражание» IV («С тобою древле, о всесильный…») под заглавием: «Подражание Корану» вошло в СЦ 1826 (Отдел «Поэзия». С. 9). С изменениями цикл вошел в Ст 1829 (Ч. 1. С. 203–220) как особый отдел книги, после стихотворений 1824 г. Стихотворение «С тобою древле, о Всесильный…» под заглавием «Подражание Корану» перепечатано: Опыт русской анфологии, или Избранные эпиграммы, мадригалы, эпи­тафии, надписи, апологи и некоторые другие мелкие сти­хотворения 1828. С. 58.

В собрание сочинений впервые включено: Посм. Т. 3.

Датируется работа над циклом 26 сентября – 29 ноября 1824 г. на основании датировки автографов в тетр. ПД 835 (см. выше). Раньше всех, между 26 сентября и 2 октября, судя по всему, было создано «подражание» III («Смутясь, нахмурился пророк…»), которое Пушкин перебелил в тетр. ПД 833 первым, сразу вслед за михайловским циклом эпиграмм (см. Иезуитова 1995. С. 249–250), озаглавив «Подражание Корану» и указав источник «подражания» – «Из гл Слепый в 42 ст» (во всех прочих автографах такие подробные указания отсутствуют). Заглавие «Подражание…» свидетельствует о том, что на тот момент, по всей видимости, замысла цикла еще не существовало (см.: Фомичев 1983. С. 48). Около того же времени, между 26 сентября и 2 октября, был сделан первый черновой набросок «подражания» VI («Недаром вы приснились мне…»), но работа остановилась на первых шести стихах. Замысел цикла получил первое оформление вместе с появлением «подражаний» IV («С тобою древле, о Всесильный…») и V («Земля недвижна; неба своды…»), которые так же, как «подражание» III, были переписаны набело в тетрадь ПД 833 под заглавиями «Подр 2» и «3 подр Кор» (см. Томашевский 1961. С. 35; Фомичев 1983. С. 49). Их черновые автографы датируются 2—10 октября. Не позднее 10 октября еще один беловой автограф – «подражание» I («Клянусь четой и нечетой…»), вписанное на свободном месте в тетради ПД 835. Возможно, к «подражанию» I по времени примыкает и беловой автограф «подражания» II («О, жены чистые пророка…»), также вписанный на свободное место в той же тетради, за несколько листов до «Клянусь четой и нечетой…». Между 31 октября и 29 ноября одно за другим появились следующие три «подражания»: получило свое завершение «подражание» VI, написаны «подражания» VII («Восстань, боязливый…») и VIII («Торгуя совестью пред бледной нищетою…»). Во второй половине ноября (не позднее 29-го) было написано «подражание» IX («И путник усталый на Бога роптал…»), первые наброски которого, вероятно, были сделаны еще в октябре (ср. ниже изложенное мнение У. Викери о хронологической обособленности последних трех «подражаний» – Vickery 1977. Р. 61–65). Доработка цикла могла продолжаться вплоть до конца мая 1825 г., когда Пушкин досылал в Петербург стихотворения для Ст 1826.

Высказывались иные точки зрения на датировки отдельных стихотворений и соответственно на историю создания цикла. Неоднозначность исследовательских трактовок обусловлена тем, что записи «подражаний» в ПД 835, по словам Томашевского, «разбросаны по тетради». Полагая, что они «не связаны органически» с остальной ее частью , исследователь счел возможным указать лишь на то, что «подражания» I и II были созданы после завершения работы над «подражаниями» III, IV и V, перебеленными в тетради ПД 833, и отметил, что последовательность написания остальных «подражаний» «установить трудно» (Томашевский 1961. С. 35).

Уточнения истории работы над циклом были предложены У. Викери, который полагал, что «первые шесть подражаний были написаны и, вероятно, задуманы раньше, чем три последних» (Vickery 1977. P. 62). Основываясь на расположении черновиков в тетради ПД 835, Викери выделил два этапа интенсивной работы над циклом: на л. 18 об.–22, на которых находятся записи, относящиеся к первым шести «подражаниям», и на л. 37 об.–39 об., где расположены записи «подражаний» VII–IX. Исследователь также обратил внимание на то, что первые шесть «подражаний» написаны четырехстопным ямбом, в отличие от последних трех стихотворений цикла, где Пушкин использовал более экзотическую метрику: белый двухстопный амфибрахий («подражание» VII), четырехстопный амфибрахий с парной рифмовкой («подражание» IX), шестистишную ямбическую строфу Я666646 («подражание» VIII), что, с точки зрения Викери, также свидетельствует в пользу более позднего времени их создания.

В конце 1970-х — начале 1980-х гг. С. А. Фомичев предложил свою концепцию истории цикла, полемичную по отношению к выводам Викери. Основные возражения касались времени написания двух первых по окончательному счету «подражаний». По мнению исследователя, стихотворения «Клянусь четой и нечетой…» и «Восстань, боязливый…» не могли быть написаны раньше наброска «В пещере тайной в день гоненья…» (см. наст. изд., с. 135), расположенного на л. 68 тетради ПД 835 , так как он в интерпретации Фомичева должен считаться «их первоначальной редакцией» (Фомичев 1981. С. 24–25; Фомичев 1983. С. 50–51). Такую же позднюю датировку исследователь предложил для беловика «подражания» II («О жены чистые пророка…») и наброска «В пустыне древле человека…», который, согласно его точке зрения, представлял собой «попытку переработать стихотворение “И путник усталый на бога роптал…”, унифицировав его ритмику с остальными стихотворениями цикла» на этапе его окончательного оформления (Фомичев 1981. С. 37).

В настоящем издании мотивно-образные переклички наброска «В пещере тайной в день гоненья…» с «подражаниями» VII («Восстань, боязливый…») и I («Клянусь четой и нечетой…») не признаны достаточным основанием для того, чтобы однозначно связывать эти замыслы (см. примеч. к наброску «В пещере тайной в день гоненья…» – АПСС. Т. 3. кн. 1. с. 1024-1025). Датировка «подражаний» I и II апрелем–маем 1825 г. плохо согласуется с ходом работы Пушкина в тетради и палеографическими особенностями записей этих текстов на соответствующих листах: автограф «подражания» I возник до завершения работы поэта над стихотворением «К морю», законченным не позднее 10 октября 1824 г., а запись «подражания» VII cделана теми же чернилами и почерком, что и соседствующий с ней на листе автограф «подражания» VI (см. выше), что было бы невозможно при разновременной записи этих двух текстов. Кроме того, в последнем случае Пушкину все время приходилось бы возвращаться к уже заполненным листам тетради, что противоречит известным данным о ходе записей в ПД 835 (ср. аргументы А. О. Проскурина против интерпретации Фомичевым последовательности заполнения начальных листов ПД 835 — Проскурин 2010. С. 194–201).

Наиболее радикальную попытку пересмотра датировки работы над «Подражаниями Корану» предпринял С. М. Шварцбанд (см.: Шварцбанд 2004. С. 77–105), по мнению которого, цикл был начат Пушкиным еще на Юге, где могло состояться его знакомство с французским текстом Корана. С точки зрения Шварцбанда, самое раннее из стихотворений цикла – «подражание» III («Смутясь, нахмурился пророк…») – было написано еще в Одессе, между 26 апреля и 19 мая 1824 г. или вскоре после 19 мая. Свою аргументацию Шварцбанд строил, основываясь на пересмотре хронологии заполнения тетради ПД 833, где находится беловой автограф «подражания» III. Обратив внимание на исправление в дате под беловой записью стихотворения «Прозерпина» (ПД 833, л. 28 об.), исследователь ошибочно прочел первоначальную дату не как «26 июля 1824», а как «26 avr 1824» и этим временем датировал появление автографа. Шварцбанд исходил из того, что авторские датировки в тетради в точности соответствуют времени записи стихотворений. Это дало ему основание сделать вывод, что тетрадь ПД 833 заполнялась не хронологически последовательно, как обычно считается (см.: Иезуитова 1995), а с пропусками, которые затем заполнялись более поздними автографами. А если так, то запись «Прозерпины» могла появиться на оставленном свободным листе позже расположенного на л. 29 об.-30 (Шварцбанд 2004. С. 98–99). Все эти допущения не находят никаких подтверждений. Ничем не объясненным в концепции Шварцбанда остается тот факт, что черновик «подражания» III располагается в тетради ПД 835 среди записей, надежно датируемых сентябрем 1824 г. Сказанное не позволяет принять датировок исследователя, однако его предположение о возможном знакомстве с французским текстом Корана на Юге представляется весьма вероятным.

«Подражания Корану» продолжали разработку «восточной» темы, начатую в «Бахчисарайском фонтане» (1821—1823): на первый план снова выходили жанрово-стилистические задачи — на сей раз применительно к лирике. Но поиск адекватных поэтических средств (прежде всего лексико-стилистических) для воспроизведения «восточной» мусульманской экзотики составлял лишь часть творческого задания. Другой его частью был  эксперимент с поэтикой высокой духовной лирики, которая в первой половине 1820-х гг. снова оказалась востребованной, прежде всего в связи с гражданской тематикой.

Возможно, замысел «Подражаний…» в определенной мере был связан с читательским успехом «Бахчисарайского фонтана», в котором особенно отмечали удачу поэта в воспроизведении восточного колорита: «…стихи поэмы проникнуты духом восточных обычаев и цветут азиятскою роскошью, подчиненною законам образованного вкуса» (отзыв М. М. Карниолина-Пинского в «Сыне Отечества» (1824. Ч. 92, №  13. С. 270 (выход в свет 31 марта); П. в критике 1996. С. 209). Успех своей «восточной поэтики» в эпическом жанре (о скрытом соперничестве с Жуковским на этом поле см.: Проскурин 2007. С. 289—292, 2-я паг.) Пушкин намеревался закрепить и в жанре лирическом, в чем его могла ободрять популярность «Татарской песни» («Дарует небо человеку…»), ходившей в отдельных списках или в составе «Отрывков из Бахчисарайского фонтана» еще до появления в Москве и Петербурге полного текста поэмы (Там же. С. 316—318).

В русской лирике ориентальная тема получала все большее развитие под влиянием «восточных повестей» и «Еврейских мелодий» («Hebrew Melodies», 1814-1815) Байрона, поэмы Т. Мура (Moore, 1779–1852) «Лалла Рук» («Lalla Rookh: an Oriental Romance», 1817) и их переводов. Об обращении к восточной поэзии как об актуальной задаче русской литературы писал, например, Кюхельбекер в знаменитой статье 1824  г. «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие»: «При основательнейших познаниях и большем трудолюбии наших писателей Россия могла бы присвоить себе все сокровища ума Европы и Азии. Фердоуси, Гафис, Саади, Джами ждут русских читателей» (Мнемозина 1824. С. 42 (выход в свет 23 июня), см. П. в критике 1996. C. 425, примеч. С. Б. Федотовой); Кюхельбекер 1979. С. 458). Осенью 1824  г., когда Пушкин работал над «Подражаниями…», вышел сборник А. А. Шишкова «Восточная лютня» (ценз. разр. 23 октября 1824  г.). Библиографию «восточных стихотворений» в русской печати 1820—1830-х гг. см.: Тартаковский 1975. С. 10—24.

Эпистолярные высказывания Пушкина 1822—1825  гг. позволяют уточнить его требования к ориентальной поэтике: образцовым автором для него оказывается Байрон, противопоставляемый «чопорному подражателю безобразному восточному воображению» — Т. Муру (см. письмо к П. А. Вяземскому от 2 января 1822 г.). Свои претензии к автору «Лаллы Рук» Пушкин сформулировал в письме к Вяземскому от конца марта — начала апреля 1825  г., уже после того как «Подражания Корану» были написаны: «Кстати еще — знаешь, почему не люблю я Мура? — потому что он чересчур уж восточен. Он подражает ребячески и уродливо — ребячеству и уродливости Саади, Гафиза и Магомета. — Европеец, и в упоении восточной роскоши, должен сохранить вкус и взор европейца. Вот почему Байрон так и прелестен в “Гяуре”, в “Абидосской Невесте” и проч.» (Там же. С. 160; см. также: Проскурин 2007. С. 289—292, 2-я паг.).

По-видимому, восточная поэма Мура, прочитанная во французском переводе еще в 1821 г., послужила одним из первых источников знакомства Пушкина с Кораном, цитаты из которого нередко приводились в многочисленных авторских примечаниях (см., например, Moore 1820. T. 1. P. 50, 123, 124, 155, 169, 242, 251; Т. 2. P. 217–218). Нельзя исключать, что «Лалла Рук», как и «восточные повести» Байрона (см. ссылки на Коран в примечаниях к «Гяуру» (Byron 1820—1822. T. 2. P. 53) и «Абидосской невесте» (Byron 1820—1822. T. 1. P. 326—327), вызвали интерес Пушкина к Корану еще на Юге, где он, вероятно, мог ознакомиться с популярным французским переводом К.-Э. Савари (Savary, 1750—1788) (подробнее о нем см. ниже).

«Подражания Корану» продолжают не только разработку ориентальной темы, но и иную линию литературных интересов Пушкина, связанных с поэтическим освоением священных текстов, предполагающим переосмысление сложившейся традиции духовных од и «од парафрастических». Эксперименты в этом направлении Пушкин предпринимает еще на Юге, когда в конце 1821 г. пробует перекладывать стихами церковно-славянский текст «Песни песней» (см. примеч. к стихотворению «В крови горит огонь желанья…», завершенному в Михайловском в 1825 г. — АПСС. Т.3. кн. 1.  с. 807-808). Характерно, что работу над подражаниями священной книге мусульман сменяет острый интерес Пушкина к библейским текстам. О присылке Библии он настойчиво просит брата Льва в конце ноября — начале декабря 1824  г. (Акад. Т. 13. С. 123, 127). В контексте лета — осени 1824  г. актуализация внимания к духовной поэзии могла быть вызвана, помимо прочего, дискуссией о развитии поэтических жанров, заданной статьей Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии…», где ведущим жанром провозглашалась ода и подчеркивалась роль «возвышенных предметов» в поэзии (о пушкинской реакции на выступление Кюхельбекера см. в примеч. к «Оде… графу Хвостову» — АПСС. Т.3. кн. 1. с. 669-671; см. также: Тынянов 1968. С. 95—121; Мордовченко 1959. С. 214—222, 400—404; Краснобородько, Хитрова 2008. P. 66—116).

Важной особенностью пушкинского поэтического эксперимента было то, что он использовал поэтику и стилистику духовной оды, жанра, представляющего собой «вариацию священных текстов, вошедших в христианский канон и обладавших в системе европейской культуры высшей авторитетностью», применительно к экзотическому материалу, относящемуся к «заведомо “неистинной” религии» (см. Проскурин 1999. С. 385). Обращение к библейской образности и стилистике, по всей видимости, было подсказано как самим текстом Корана, в котором содержится немало заимствований из библейских книг и отсылок к ним (ср. в предуведомлении русского переводчика Корана М. И. Веревкина: «Слог Аль-Корана везде прекрасен и текущ, паче же на местах подражательных речениям пророческим и стихам библейским...» — Книга Аль-Коран аравлянина Магомета… 1790. Ч. 1. С. XXIV)), так и особенностями перевода Веревкина, которым пользовался Пушкин (об этом см. ниже).

Репутацию главного «духовного поэта» имел в то время Ф. Н. Глинка, в течение 1822—1824  гг. постоянно публиковавший свои «опыты священной поэзии» на страницах журналов и альманахов (подробнее о нем см. примеч. к стихотворениям «К Н. Я. П⟨люсковой⟩» (1819), «Ф. Н. Глинке» (1822), «⟨На Ф. Н. Глинку⟩» (1825) —  АПСС. Т. 2, кн.  1. С.  558–559; Т. 2, кн. 2. С. 694-696; Т. 3. кн. 1. С.  644-645). Осенью 1824 — в начале 1825  гг. сочинения Глинки не раз оказываются объектом пушкинского внимания и иронических насмешек — ср. упоминание «водяного пс⟨алма⟩ Фиты» в черновике письма Вяземскому от 29 ноября 1824  г. (Акад. Т.  13. С.  404), а также эпиграмму «⟨На Ф. Н. Глинку⟩» («Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах…» – Наст. т. С.  000). Поэтика Глинки, с ее гражданско-дидактическим пафосом и ориентацией на духовную поэзию XVIII  в., должна была казаться Пушкину чрезмерно тяжеловесной и архаичной, что тем не менее не мешало ему использовать отдельные формулы и приемы, восходящие к стихотворениям Глинки (подробнее см. в построчных примечаниях к отдельным «подражаниям»). Показательно, что В. В. Измайлов в «Кратком обозрении 1826 года» прямо назвал Пушкина «счастливым соперником» Ф. Н. Глинки, «известного в поэзии подражаниями другого рода», т. е. подражаниям псалмам и библейским пророчествам (Литературный музеум на 1827 год. М., 1827 (выход в свет — к 30 марта 1827  г.). С.  27; П. в критике 1996. С.  314).

К середине 1820-х гг. существовал ряд европейских и русских переводов Корана. Известностью пользовались старый французский перевод А. Дю Рие (Du Ryer, ок. 1580 — 1660), впервые напечатанный в 1647 г. (Alcoran de Mahomet 1647), а в 1734  г. вышедший в исправленной редакции, многократно переиздававшейся (L’Alcoran de Mahomet 1734. T. 1—2), более точный французский перевод К.-Э. Савари (Savary, 1750—1788), также выдержавший ряд переизданий: Le Coran 1782–1783. T. 1—2), и, наконец, английский перевод Дж. Сэйла (Sale, 1680—1736): Koran 1734.

Европейские переводы послужили основой для русских переложений Корана, появившихся в XVIII в. К переводу Дю Рие восходят первые, предпринятые еще в Петровскую эпоху, переводы Корана, в том числе печатный «Алкоран о Магомете, или Закон турецкий, переведенный с французского языка на российский…» (СПб., 1716), перевод атрибутировался Д. К. Кантемиру (см.: Кашталева 1930. С. 248) и П. В. Постникову (см.: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII  в. 1962. Т. 1. С. 27), однако его подлинный автор в действительности неизвестен (см.: Круминг 1994. С. 227—239; Резван 2001. С. 389—391). На издание Дю Рие также опирался в своем переводе Корана М. И. Веревкин (см. раздел «Перевод М. И. Веревкина»).

Другой русский перевод конца XVIII  в., выполненный А. В. Колмаковым, восходил к английскому тексту Сэйла: Ал Коран Магомедов 1792. Ч. 1—2.

Первые комментаторы «Подражаний Корану» сопоставляли пушкинские стихотворения с французскими переводами священной книги мусульман — прежде всего с переводом Савари (см.: Пол. 1887. Т. 2. С. 133—143), который был назван Н. О. Лернером в качестве одного из вероятных источников знакомства Пушкина с Кораном (см.: Венг. 1910. Т. 3. С. 538; перевод Савари в позднейшем издании 1828  г. имелся в библиотеке Пушкина (Библиотека П.  1910. № 825. C. 212; не разрезано)). Однако детальное сопоставление образности и фразеологии пушкинских подражаний с существовавшими переводами Корана, предпринятое К. С. Кашталевой (см.: Кашталева 1930. С. 243–270), убедительно показало, что непосредственным источником для поэта мог послужить только перевод М. И. Веревкина: Книга Аль-Коран... 1790. Ч. 1–2. Буквальные совпадения с этим переводом прослеживаются на уровне лексики, фразеологии, синтаксиса и т. д. (конкретные примеры см. в построчных примечаниях): «по приблизительному подсчету 1/5 текста “Подражаний” представляет собою буквальную передачу текста Веревкина. Если предположить, что Пушкин пользовался переводом du Ryer, то трудно себе представить, что, перелагая его на русский язык, он перевел все эти выражения как раз так же, как это сделал Веревкин» (Кашталева 1930. С. 256).

Ориентация на перевод Веревкина видна и из текстов примечаний к «Подражаниям». В частности, Пушкин воспроизводит названия сур, сильно варьировавшиеся в разных переводах, в соответствии с переводом Веревкина. Так, в примечании 1 упомянута «глава Награды» — ср. заглавие суры в издании Веревкина «Награды или одарения» (Книга Аль-Коран... 1790. Ч. 1. С. 100; в других переводах: «Gratifications» («Награды» — фр.) — в переводе дю Рие, «Les troupeaux» («Стада» — фр.) — у Савари, «Скот» — в переводе Колмакова). См. также заглавие суры 80 в черновом автографе «подражания III» «Слепый», что также соответствует тексту Веревкина (Книга Аль-Коран... 1790. Ч. 2. С. 347; ср. в других переводах: «L’Aveugle» («Слепой» — фр.) — дю Рие, «Le front sévère» («Суровое чело» — фр.) — Савари, «Он нахмурил чело свое» — Колмаков). В примечании 2 Пушкин указывает, что «в других местах Корана Алла клянется копытами кобылиц…» — во всех переводах Корана в этом месте упоминаются «кони» («Je jure par les cheveaux…» («Клянусь конями…» — фр.) — Дю Рие; «Par les cheveaux qui, frappant la terre du pied, font jaillir des étincelles...» («Конями, которые, ударяя оземь копытами, высекают искры…» — фр.) - Савари; «Клянусь быстротекущими на брань конями» — Колмаков), в то время как в переводе Веревкина здесь допущен аграмматизм: «Клянусь конями сими, быстро бегущими, одна другую ускоряя...» (Книга Аль-Коран... 1790. Ч. 2. С. 376). См.: Кашталева 1930. С. 258. Столь существенная зависимость пушкинского текста от перевода Веревкина свидетельствует о том, что Пушкин имел его в своем распоряжении во время работы над циклом осенью 1824  г.

Нельзя исключать, что перевод Веревкина Пушкин нашел в библиотеке Тригорского, хозяйке которого, П. А. Осиповой, были посвящены «Подражания» в Ст 1826 и Ст 1829. Хотя среди дошедших до нас книг тригорской библиотеки, как и в библиотеке Пушкина, этого издания не сохранилось, в Тригорском имелся другой перевод Веревкина, причем того же 1790 г., «Житие Кун-Тсеза, или Конфуциуса» (см.: Модзалевский 1903. С. 46; Сафиуллин 1998. С. 66), возможно, свидетельствующее об интересе А. М. Вындомского, отца П. А. Осиповой и собирателя библиотеки, к творческой деятельности  переводчика Корана (см.: Березкина 2010. С. 6–15).

Стилистика перевода Веревкина, отличавшегося обилием грамматических и лексических церковнославянизмов, отразилась на образной системе «Подражаний Корану», обусловив тем самым их сходство с подражаниями библейским текстам и языковую ориентацию на традицию «од парафрастических» (см.: Виноградов 1935. 121–131; Виноградов 1941. С. 493–495; Томашевский 1961. C. 25–29; см. также построчные примеч.).

«Подражания Корану» оказались первым печатно оформленным лирическим циклом Пушкина (о его специфике см.: Фомичев 1986. С. 115—127;  Фомичев 2012. С. 108—125), обозначив важную веху в становлении поэтической циклизации в первой трети XIX в. (см.: Дарвин 1988. С. 56–70). 

О работе над «Подражаниями Корану» Пушкин сообщал в письме брату Льву от 1—10 ноября 1824  г. из Тригорского: «Я тружусь во славу Корана и написал еще кое-что — лень прислать». В чуть более позднем письме к Вяземскому от 29 ноября 1824  г. возникает ироническая проекция событий жизни пророка Магомета на историю с так называемой тетрадью Всеволожского: «…в 1820 г. переписал я свое вранье и намерен был издать его по подписке . Я проиграл потом рукопись мою Никите Всеволожскому (разумеется, с известным условием). Между тем принужден был бежать из Мекки в Медину, мой Коран пошел по рукам — и доныне правоверные ожидают его» (здесь под Кораном подразумевается рукопись первого стихотворного сборника поэта (см. о нем: Томашевский Б. В. История Тетради Всеволожского - АПСС. Т. 2, кн. 1, с. 303–324), под Меккой — Петербург, под Мединой — Юг).

Отталкиваясь от этого высказывания Пушкина, провоцирующего на сопоставление поэта с пророком Магометом, многие исследователи начинали искать в «Подражаниях Корану» автобиографические черты (Томашевский 1961. С. 39–45; Соловей 1979. С. 135–143) или интерпретировать их как «значительные признания, раскрывающие пушкинскую трактовку задач независимого писателя» (Фридман 1946. С. 84). Подобные интерпретации, как и попытки увидеть в «Подражаниях Корану» завуалированный отзвук «религиозных струн собственного сердца» поэта (Анненков 1874. С. 304; см. также: Черняев 1898. С. 48–52;  Березкина 2000. С. 12–14; Шварцбанд 2004. С. 77–91), представляются малообоснованными (ср., например, критическое возражение против таких трактовок: Нольман 1967. С. 123–124).

В конце апреля 1825 г. К. Ф. Рылеев сообщал Пушкину: «В субботу был я у Плетнева с Кюхельбекером и братом твоим. Лев прочитал нам несколько новых твоих стихотворений. Они прелестны; особенно отрывки из Алкорана. Страшный суд ужасен! Стихи

И брат от брата побежит,

И сын от матери отпрянет

превосходны» (Акад. Т. 13. С. 168). Л. С. Пушкин знакомил с неопубликованным еще циклом и других слушателей (см., например, запись в дневнике К. С. Сербиновича от 2 мая 1825 г. (Нечаева 1952. С. 252 ). В начале 20-х чисел мая 1825 г. А. А. Дельвиг просил П. А. Плетнева: «Милый Плетнев, пришли мне алко­ран Пушкина, не забыв сперва поправить описки», на что Плетнев отвечал: «Прелесть моя Дельвиг! Посылаю тебе сияющий Коран:

Да притечешь и ты ко Свету,

И да падет с очей туман!

Поправок в нем я сделать не мог на память; ты лучше сам поправь или читай так, как нам

С небесной книги список дан».

(ЛН. Т. 58. С. 50).

От Дельвига «Подражания Корану» были получены его будущей женой С. М. Салтыковой, которая 26 мая писала А. Н. Семеновой: «Он дал мне прочесть новые стихотворения Пушкина: „Подражания Корану"; это божественно, восхитительно, в скором времени это будет напечатано» (Модзалевский 1999. С. 259; оригинал по-фр). 31 мая 1825 г. И. И. Козлов писал Пушкину о впечатлении, полученном от некоторых раньше ему неизвестных пушкинских стихотворений: «"Дочь Карагеоргия", стихи из Корана и две элегии особенно привели меня в восторг» (Акад. Т. 13. С. 176, 536; оригинал по-фр.).

В печати, однако, сколько-нибудь значительных отзывов критики на «Подражания Корану» не появилось. Помимо процитированного выше отклика В. В. Измайлова в «Литературном музеуме» (Литературный музеум на 1827 год. М., 1827 (выход в свет — к 30 марта 1827  г.). С.  27; П. в критике 1996. С.  314), они вскользь были упомянуты в заметке Н. А. Полевого «Замечания на статью “Coup d’oeil sur l’histoire de la Langue Slave et sur la marche progressive de la civilisation et de la littérature en Russie” – фр.> » (МТ. 1827. Ч. 17, № 18. Отд. I. С. 118; П. в критике 1996. С. 335). Тем не менее пушкинская ориентальная поэтика, как и в случае с «Бахчисарайским фонтаном», быстро и надолго стала образцовой. О развитии в поэзии пушкинского времени традиции «подражаний Корану» см.: Белкин 1971. С. 192–196; Поэты 1820–1830-х  гг. 1972. Т. 1. С. 430, 432–436, 754 (о цикле «Подражание Корану» А. Г. Ротчева (опубл. 1827) , текст цикла и примеч. к нему В. Э. Вацуро).