Его червонцы будут пахнуть ядом, Как сребренники пращура его.... – См. в разделе "Источники основного текста" о спорном прочтении ст. 147. Согласно Евангелию, Иуда предал Христа в руки иудейских первосвященников за тридцать серебренников. По мнению О. А. Проскурина, который считает, что последнее слово в ст. 147 следует читать: «адом», чисто «механическая» речевая соотнесенность «адского» зловония денег ростовщика с именем Иуды (стереотипным метонимическим обозначением любого еврея вообще) в устах Альбера приобретает более глубокий смысл, если принять во внимание, что в культурном обиходе европейского средневековья сюжет об Иуде не исчерпывался лишь канонической историей о предательстве Иисуса; так, широкую известность в средние века имело «Житие Иуды Предателя», которое, среди прочих преступлений, приписывало Иуде грех отцеубийства – то есть тот грех, к которому Соломон подталкивает Альбера, и мысль о котором, по-видимому, находит отзыв в душе рыцаря. «Трагическая острота ситуации» состоит «в том, что роль Иуды уготована» не Соломону, а «самому Альберу» (Проскурин 1999. С. 373). Однако знакомство Пушкина с «Житием Иуды Предателя» не имеет подтверждений. Ср. иную параллель – из «Пертской красавицы», где о Двайнинге (см. о нем в разделе комментария «Вальтер Скотт») сказано: «Even the medicaments which are prepared by his hands have a relish of poison» ⟨«Даже лекарства, приготовленные его руками, отдают ядом» – англ.⟩ (Scott W. The Fair Maid of Perth // Waverly Novels: In 24 vol. London, 1901. Vol. 21. P. 334).
В. Е. Ветловской была предпринята попытка проинтерпретировать многоточие в конце ст. 148 как знак незавершенности фразы, требующей продолжения. Ветловская реконструировала это продолжение, опираясь на некую гипотетически вводимую ею интонационную схему якобы «недописанных» автором или «непроизнесенных» героем стихов; по ее мнению, такая схема могла бы выглядеть следующим образом:
Его червонцы будут пахнуть ядом,
Как сребренники пращура его...
⟨ U — U пахнут⟩.
В поисках образа или слова, при помощи которого можно было бы восполнить обозначенный ею же самой «пробел» (U — U), Ветловская выстраивает следующий ряд ассоциаций: червонцы Соломона связаны с преступлением и, значит, с возмездием (которое и заслужил Иуда); с другой стороны, Соломон отдает деньги под угрозой быть повешенным, следовательно, эти деньги – «выкуп за веревку». «Мотивы повешения и веревки прямо связывают червонцы ростовщика и сребренники Иуды»; соответственно, прерванная Альбером фраза может иметь следующее продолжение: «Его червонцы будут пахнуть ядом, / Как сребренники пращура его... ⟨Веревкой пахнут⟩» (Ветловская 1991. С. 90–92). Ср. указание О. А. Проскурина на некорректность постановки подобной задачи: принципы поэтического построения «Скупого рыцаря» исключают саму «возможность авторской установки» на какую бы то ни было «читательскую реконструкцию “продолжения” реплики Альбера». В системе стиховой речи непременным условием таких ситуаций «является возможность правильного угадывания пропущенного пассажа. Поэтому чаще всего пропущенным элементом стиха оказывается рифмующееся слово»; очевидно, что в безрифменном произведении (каковым является «Скупой рыцарь») этот прием неприменим. Кроме того, подразумеваемое Ветловской «продолжение» «вступает в резкое противоречие с принципами стиховой организации “Скупого рыцаря”»: трагедия написана пятистопным ямбом; «словосочетание “веревкой пахнут” равняется пяти слогам, т. е. двум с половиной ямбическим стопам». Таким образом, «реконструированная» Ветловской фраза «ломает структуру стиха», что делает ее появление особенно неправдоподобным, учитывая, что «Пушкин не отступает от правильного пятистопного ямба на протяжении всей пьесы, и никаких “зависающих” полустиший в ней нет» (Проскурин 1999. С. 356–357).
