В основе стихотворения — свободное переложение суры 73 «Робкий» (1—6, 9—10): «О робкий! востани нощию, молися Богу о полунощи, провождай в молитвах, даже, две трети нощи, и более. — Читай Аль-Коран, обмышляй содержащееся в нем, исполняй предписания оного: хотя бы и наскучивало тебе сие. ⟨…⟩ забудь все мирское, мысли твои обращай к единому Господу Запада и Востока. ⟨...⟩ Да не смущаешися вещаниями нечестивых…» (Книга Аль-Коран... Ч. 2. С. 330).
Согласно пояснению дю Рие, предпосланному тексту суры в его переводе и воспроизведенному Веревкиным, «Аравляне назвали главу сию о робком, будто бы Магомет устрашился сияния, излившегося от Архангела Гавриила, егда принес он к нему сию главу; будто бы одеждою своею накрыл главу и по сему-то бы Архангел возгласил к нему: …о робкий! а не о пророче!» (Книга Аль-Коран... Ч. 2. С. 330; ср.: L’Alcoran de Mahomet, traduit de l’Arabe, par André Du Ryer. Т. 2. P. 253). Отсутствующие в этой суре упоминания о пещере можно связать с эпизодом жизни пророка, фигурирующим как в Коране, так и в жизнеописании Магомета, когда тот вместе со своим спутником укрылся в горах, спасаясь от вражеского преследования: «...егда оба они укрывалися в пещере, Магомет утешал клеврета своего…» (9: 40; Книга Аль-Коран... Ч. 1. С. 158; тот же эпизод, вероятно, отразился в «подражании» I (см. выше), а возможно также в наброске «В пещере тайной⟨?⟩, в день гоненья…» — АПСС. Т. 3, кн. 1. С. 135).
Вместе с тем мотив молитвы в пещере мог опираться не на кораническую, а на библейскую традицию, ср. «Писание Давида, когда он от Саула убежал в пещеру» (Пс 56: 1) и «Учение Давидово. Молитва, когда он был в пещере» (Пс 141: 1) (см.: Книга хвалений или Псалтирь, на российском языке. С. 62, 164).
Библейский колорит «подражания» подчеркнут стилистически и метрически: малораспространенные в XVIII — первой трети XIX в. короткие трехсложники нередко использовались в стихотворных переложениях псалмов и молитв (ср. «На суету человека» («Суетен будешь…», 1759) А. П. Сумарокова (Сумароков А. П. Избр. произв. Л., 1957. С. 83. (Б-ка поэта. Большая сер.)), «Молитву» («Боже! помилуй…») Н. П. Николева (Творении Николая Петровича Николева. М., 1795. Ч. 1. С. 184—185), а также «Молитву» («Царь небес! успокой…») (неизв. годы) Е. А. Баратынского (Боратынский ПСС. Т. 3, ч. 1. С. 146). На связь метрики «подражания» VII с традицией парафрастических духовных од указал Б. В. Томашевский (см.: Томашевский 1961. С. 26), однако среди приведенных им примеров нет случаев использования двухстопного амфибрахия. Н. М. Лобикова предположила, что метр «подражания» VII мог быть подсказан Пушкину звучанием начальных слов суры «Робкий» в переводе Веревкина: «О робкий! Восстани…» (Лобикова Н. М. Пушкин и Восток. М., 1974. С. 83), хотя такая сегментация противоречит естественному синтагматическому членению фразы («О робкий! || востани нощию…»).
Белый двухстопный амфибрахий в поэзии допушкинского времени был размером скорее экзотическим и изначально, по-видимому, связанным с традицией песни или «легкого» послания (ср., например, «Трепещет и рвется..» (1757—1770?) Сумарокова (Сумароков А. П. Избр. произв. С. 275), «К Лиле» («Ты плачешь, Лилета?..», 1796) Н. М. Карамзина (Карамзин Н. М. Полн. собр. стихотворений. Л., 1966. С. 227—230), «К Мерзлякову. Призывание в деревню» («Поэт, воскресивший нам…») (1810) А. Ф. Воейкова (Поэты 1790—1810-х гг. С. 268—271), а также более известные тексты Жуковского («Моя богиня» («Какую бессмертную?..») (1809) — Жуковский. ПСС. Т. 1. С. 143—147) и Батюшкова («Радость» («Любимца Кипридина…») (1810—1812) — Батюшков. Соч. 1934. С. 142—143)). Обращение Пушкина к этому размеру, вероятно, следует рассматривать в русле общей тенденции к освоению трехсложников в середине 1810-х — 1820-х гг., когда активное распространение, преимущественно в жанре баллады, приобретает амфибрахий — четырехстопный («Черная шаль», см. также «подражание» IX) или с урегулированным чередованием 434344 («Песнь о вещем Олеге»), где четырехстопные строки преимущественно содержали цезуру после 2-й стопы (см. Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. 2-е изд. М., 2002. С. 127—129).
Ближайшим метрическим источником Пушкину могли послужить опыты Ф. Н. Глинки, в 1820—1824 гг. экспериментировавшего с белым двух- и четырехстопным амфибрахием в аллегорических стихах - ср. его стихотворения «Нездешняя гостья» («Плывет величаво…») (НЗ. 1820. Ч. 2. № 4. С. 65), «Перелетная птичка» («Скрывалось за горы…») (Соревн. 1820. Ч. 10, кн. 6. С. 307), «Нездешние дети» («Детей привезли из чужой стороны…») (Соревн. 1823. Ч. 21, кн. 3. С. 296—297). с В «подражании» VII имеются мотивные, образные и метрические переклички со стихотворением Глинки «Заветная книга», написанном белым четырехстопным амфибрахием с устойчивой цезурой после второй стопы (НЛ. 1824. Ч. 8, № 19. С. 109-112 (ценз. разр. 30 мая; выход в свет 9 июня, см.:РИ. 1824. № 135. 9 июня. С. 540).):
В пустыне далекой || был старец седой,
Пещера в утесе || — жилище его;
....................................................................
И теплилась тихо || на сумрачном своде
Лампада; в средине налой, а на нем
Лежала, как тайна, || заветная книга…