s2v4 | Электронная интерактивная модель академического издания А.С. Пушкина

Ст. 4.  Под сладкой сенью тишины... — Образ, построенный на сочетании устойчивых поэтических клише: «под сенью тишины» и «сладкая тишина», восходящих к одической лексике. Ср. «И вам мольбы мои приятны, / Певицы сладкой тишины!» (М. Н. Муравьев, «Ода десятая. Весна. К Василью Ивановичу Майкову», 1775Муравьев  М. Н. Стихотворения. Л., 1967. С. 125. (Б-ка поэта. Большая сер.)), «Жить в сладкой тишине россияне достойны…» (М. М. Херасков, «Освобожденная Москва», 1798) — Херасков  М. М. Избр. произв. Л., 1961. С. 351. (Б-ка поэта. Большая сер.). В поэтическом языке Жуковского, эти формулы стали эмоциональными словами-символами («Он мне душу растворил / Сладкой тишиной» («К месяцу», 1817) — Жуковский. ПСС. Т. 2. С. 63). Ср. также в «Прощальной песни воспитанников Царскосельского лицея» (1817) А. А. Дельвига: «Шесть лет промчалось, как мечтанье, / В объятьях сладкой тишины» (Дельвиг. Соч. С. 125) и в ранних стихотворениях Пушкина: «Под сенью потаенной / Дубравной тишины…» («К Делии» (1815—1816?) — АПСС. Т. 1. С. 295), «Вы, пролетевшие под сенью тишины, / Дни дружества, любви, надежд и грусти нежной…» («К ней», 1817 — АПСС. Т. 2, кн. 1. С. 11), «Вижу: лира над могилой / Дремлет в сладкой тишине...» («Гроб Анакреона», 1815 — АПСС. Т. 1. С. 146). Ср. также характеристики гарема в «Бахчисарайском фонтане»: «…жены робкие Гирея ⟨…⟩ / Цветут в унылой тишине»; «Как розу, в тишине гарема / Лелеет, милая, тебя», «Я ⟨Зарема⟩ в безмятежной тишине / В тени гарема расцветала...» (Акад. Т. 4. С. 156, 159, 165).